Публикации
Архив публикаций
Брат
8 Февраль 2012
“Иркутятина”
Был такой тренер по
Скалолазанию –
Владимир Горбунов.
Кто то по жизни становится тренером, а кто то рождается учителем. Мне повезло. За шесть лет до меня родился мой старший брат Володька.
Сейчас я уже не вспомню, какие книги он мне читал вслух. Да и дело ни в том. Главное что это всегда было приключением, которого я ждал. В десять вечера отец вырубал свет в нашей спальне, и чтение продолжалось под одеялом при свете фонарика по- партизански и шепотом. Батя конечно же все знал, но считал что для братьев это полезно.
— Помру, тебе мелкого людям представлять.
— так учи, чтоб ни стыдно было, ни мне, ни тебе.
Ох уж мне эти уроки.
В шестидесятые годы спорт был чем-то большим чем сейчас. Это была система морально волевого воспитания, физическое здоровье, территория реального приложения сил и реализации своих возможностей. Казалось , спортом заняты все. Начиная с первого класса и кончая дедами – шахматистами все были организованы какими-то секциями, кружками, клубами, просто домоуправлениями. Но пацанам и этого было мало. Каждый двор придумывал свои соревнования и вызывал на них другие дворы. Хоккей, футбол, заплывы на расстояния, ныряние с высоты или на глубину, какие то сумасшедшие прыжки с крыши на крышу или еще куда. Такого в кино тогда не показывали. д‘Артаньян с Ихтиандром отдыхали.
Естественно, младшие тянулись за старшими и здесь случалось всякое. И тонули и ломались и даже горели.
И вот сколько себя помню один только Володька возился с младшими. Что то показывал, учил, объяснял. Причем во всем искал и применял какую то методу.
К примеру сперва заставил проныривать под водой маленький заливчик \метров пять\ потом предложил проплыть его по-собачьи поверху, и только после этого выкинул меня из лодки посреди реки. Правильно ли нет, но плаваю я с пяти лет.
Странно было еще и то, что постоянной возне с малышней не мешала его кличка Бешенный.
— С твоим весом д‘Артаньяном ты ни станешь никогда, поэтому не снимая шляпы и не вызывая на дуэль, бей сразу как только можешь и лучше молча. Это единственная тема, данного мне урока, как то вяжется с его школьным погонялом.
В тринадцать лет после первомайского заплыва через Ангарскую протоку у Володьки отнялись ноги. Чего то там в спине застудил. Даже отец, который лечил всех от всего, ни чего не мог поделать. Или не хотел.—
— Полежи, подумай, книжки вон почитай,,,,,,, чурка с глазами. Давал бог здоровье, беречь надо было, теперь вот может ума добавит пока стреножен.
Я как раз в школу пошел. Там Бешеного помнили многие – наслушался. А дома видел как он на руках до горшка ползает. Врачи выдали документы для оформления инвалидности. Но он чего то вошкался целыми днями. Из кровати какой то трансформер сделал. Палки, веревки какие то, проволочки. Помню лом постоянно в изголовьи лежал. Мать плакала. Отец ухмылялся –
— Давай, давай, взбивай сметану.
Это он намекал на лягушку, которая упав в крынку со сметаной, не сдалась и взбив сметану в масло, выпрыгнула на волю.
Уроки того Вовкиного ‘лягушатника’ помогли мне через двенадцать лет вернуться в спорт после операций на коленях. Именно тогда в доме появились книги из серии “Спорт и личность” и “Сердца отданные спорту“.
Ни знаю были в те годы варианты учиться , не посещая школы или нет, но братан переходил из класса в класс две весны подряд. Помню что к нам домой приходили его учителя и принимали какие то зачеты.
Тем временем у меня в силу разных обстоятельств учеба ни пошла категорически. Учитывая эти же “обстоятельства”, меня определили для учебы в интернат. Всю неделю я жил в интернате, и только на выходные приезжал домой. Чтения вслух под одеялом прекратились сами собой, но в силу привычки я начал брать книги в интернатовской библиотеке и к началу седьмого класса перечитал ее всю. Никто ни заставлял не предлагал читать – сработал личный пример старшого.
Его же пример привел меня к альпинистам.
Получилось так, что через полтора года лежки , Вовка все таки встал на ноги, начал понемногу ходить. Но это была та еще ходьба. И чтобы его никто ни видел он уезжал на электричке в тайгу и там продолжал тренировки. Когда он перешел на бег, где то на тропе ему и встретились эти самые альпинисты.
К тому времени я уже пробовал себя в спорте , но не пошло. С бокса выгнали после того, как к старшим полез за уроками и получил нокаут. С борьбой такая же песня – ни хлопал по ковру на болевых захватах. А в тайгу к этим самым альпинистам братан почему то не брал. Может хотел сперва чему то научится сам. К тому же была весомая причина – отсутствие у меня подходященй одежды и обуви,а главное моя ярковыраженная дистрофия мышц, как назвали это врачи.
Но все течет и изменяется. И когда вместе с кличкой \Псих\ я поимел восемь приводов в милицию, Вовка выбрал меньшее из зол.
— Вот отсель и досель.
Эту фразу я услышал первый раз не во всем знакомом фильме, а от братана.
Рядом с нашим домом началась большая стройка. Квартал на квартал по площади. И огорожена та стройка была деревянным забором из горбыля , с большими щелями между досками. Так вот первым тренировочным заданием от заслуженного \в будующем\ тренера Каз ССР, и было, прохождение этого забора по всему периметру, не касаясь земли.
Худо-бедно, но это метров шестьсот траверса девяностоградусного рельефа. Выполнение этого задания являлось пропуском в тайгу, на Зимовье, на скалу Витязь, что на берегу речки Олха, к тем самым АЛЬПИНИСТАМ, которые ходят на горы, заснеженные даже летом. От горных терминов и названий ,услышанных от Вовкиных новых друзей, у меня буквально кружилась голова и дистрофия тут ни при чем. А тут на мое горе братец взялся осваивать гитару и начал мяучить Визбора, Кукина и других романтиков гор. А тут забор, твою налево…
Чтобы мне не было скучно выковыривать занозы из самых невероятных мест, Вовка организовал очередные соревнования. Придумал правила, подготовил ”трассу” и даже договорился с директором домоуправления о призе. Команда выигравшего двора получала настоящий кожаный мяч, да еще с насосом.
Изначально назначенные сроки проведения пришлось перенести – участники в разминочном пылу уронили трассу, прихлопнули ею сторожа той стройки, и он разогнал всех нафиг.
Для меня это был шанс получше подготовиться, и я устроил такие же соревнования у себя в интернате. Но и там вышла накладка.
“Трасса” проходила по дощатой стене большого сарая, в котором находился, кроме всего прочего, свинарник. Короче, свиньи получили временную свободу, так как отдельные элементы (доски) не выдержали спортивного накала. Ну да ладно. Я целыми днями висел на руках, лазал по рукоходам и под конец тренировочной недели залез по кирпичной кладке в окно третьего этажа. Залез без всякой цели, просто прыгать вниз было страшно. Но по причине того, что это было окно в спальню старшеклассниц, я понял: брат плохому не научит, скалолазание – дело нужное. Правда, родителей вызвали в интернат. Будто мне рожи поцарапанной было мало.
В субботу, после соревнований на заборе, а это четверть периметра, я остался в городе, хотя и занял третье место. На мой возмущенный визг ответ был прост:
— Отсель и досель. А за соревнования…иди вон в футбол поиграй новым мячом, когда еще придется. Полный траверс того скалодрома я смог пройти только через пять выходных.
Мать по-доброму ругалась на брательника:
— Ты чего с малым сделал? То с моста в реку прыгал с вами, дураками, то на футболе чуть мячом не убили, лбы здоровенные. Теперь вон вообще шалый стал – на стены кидается, какое-то кайло твое под подушкой держит, будто боится кого. А вчера вообще учудил—посреди дома чум брезентовый поставил. Вовку, говорит, в Саяны собираю, и важный такой.
Но вот сдан «деревянный зачет» и назначен день выезда — пятое ноября. Я на седьмом небе от предвкушения сказки. Кто-то из Вовкиных друзей дал для меня рюкзак. Старое ватное одеяло, сшитое конвертом, превратилось в спальник, а к интернатовским ботинкам пришиты бахилы из белого фетра. Осталось сшить меховушку, как у Вовки, и меховые же рукавицы. Для этого берется любая старая одежа и обшивается лоскутами овчины. Пара пуговиц, пояс, и меховая безрукавка готова. Благо рядом с домом есть меховое ателье, где выбрасывают обрезки меха от цигейки до лисы и белки—Сибирь-матушка.
Но в самый разгар этих сборов у меня из кармана выпадает сигарета. Как щас помню – “Байкал”.
Через некоторое время я слушаю лекцию о вреде курения, отплевываясь табаком вперемежку с папиросной бумагой, Байкалом, одним словом: — На зимовье я тебя беру только потому, что Исааку пообещал, но если еще раз увижу или услышу о куреве, башку оторву, чтоб курить нечем было. И тогда никаких скал, тайги и зимовьюх. Будешь на шухерах стоять у шушеры уголовной—они завсегда бычок оставят. На самом деле никакого обещания не было. Об этом я узнал через пару лет, когда познакомился с Исааком Корбух, первым тренером и инструктором моего брата. Но в силу правильной мотивации курить я тогда бросил навсегда…… В десять лет.
Но вот рюкзак собран, тяжелый разговор позади, и мы оказываемся на вокзале среди толпы таких же навьюченных чувалами людей. Почти все они студенты. Их как-то сразу видно по голодному, но веселому блеску в глазах. За полчаса на перроне я услышал много и разного. Кто-то куда-то собирается, кого то уже привезли, и сразу в больницу. А эти, что на перроне, тоже хотят туда, откуда привозят в больницу. Кажется, это они о горах, где снег не тает даже летом—читал я про такое. Странно. У нас в Иркутске чего-чего, а уж снегу… Странно.
Удивительно еще и то, что с Вовкой, который здесь младше всех, разговаривают как со старшим. Он тут чем-то командует и руководит. Меня поручил каким-то “теткам”, как здесь все называют этих красавиц, и куда-то унесся с двумя по-гусарски усатыми мужиками. Меня запихивают в переполненную электричку к окну и начинают кормить.
Узнаю, что я брат Команча и что отныне я Команч- младший. Это лучше чем, младший Бешеный или Псих. Тем временем за окном промелькнул город и пошли леса. Сумерки перешли в темноту, а дачники перешли в состояние тревожной дремы. По вагону несколько раз пробежали проводницы с озадаченными лицами. Мои тетки хихикают и, заговорчищецки перешептываясь, кому-то что-то маякуют в тамбур. Через некоторое время раздается женский визг и отборный испуганный мат. В окно противоположного купе с улицы заглядывают две физиомордии. Одну я узнаю по заиндевелым гусарским усам с бакенбардами, другую по меховой шапке и овчинной безрукавке. Дачники тычут пальцами в окно и пучат глаза, а вся альпинистская братия делает вид, что ничего не видят, и заботливо спрашивают, что случилось.
Призраки пропадают.
— Вы что тут, с ума все посходили, что ли. В третий вагон вызывают. Ладно бы эти дурковали, студенты шалопутные. А вы? Ведь солидные люди, инженеры, наверное. На такой скорости муха на стекле не усидит. Усы они видели.
Проводница уходит бурча и чертыхаясь, а дачники еще долго беззвучно шевелят губами, пересев поближе к проходу и подальше от окна. Под кудахтанье колес слушаю рассказы теток про другие хохмы и незаметно для себя засыпаю.
Просыпаюсь от громкого радостного крика. Тетки что-то обсуждают и я часто улавливаю слова Камин, Витязь, Команч, страховка. Понемногу начинаю прочухивать, о чем лай. Оказывается, тот, кого называют “инструктор”, разрешил новичкам залезть на скалу Витязь через Камин (так называют какую то жуткую щель), а страховку будет делать Команч, который знает там каждый камень. Потом все идут на скалу Идол, дорогу к которой покажет все тот же Команч, который знает там все тропы. Все это безобразие называется скальными занятиями. Интересно.
После крика “ Рассоха” все сгрудились по тамбурам, а возле меня появился братан.
— Если выпадешь мимо перрона, отскочи от рельс метра на три и притворись ветошью, я тебя найду. Не ори, не зови. Электричка остановилась как-то странно—резко и со скрежетом. Я посыпался наружу вместе со всеми, но, слава богу, на перрон. Уже знакомые студентки отволокли меня куда- то вниз по тропинке. Сзади слышались милицейские свистки и ругань проводников.
— Надо Вовчика в Железнодорожный техникум устроить. А что – подвижной состав он наощуп знает, стоп-кран рвет почти как я, прямо к перрону, -балагурил усатый красавец. – И почему не утвердить здесь остановку для всех электричек? Ну хотя бы по субботам, все равно ведь останавливаем. Наверное, тренируют, ведь альпинизм военно-прикладной вид спорта.
— А мы-то тут при чем? – завозмущались тетки, потирая ушибленные места.
— А то? Боевые подруги – это тоже спецподготовка. Могу преподать ускоренный курс.
— Да нет уж, мы лучше на скалы с Команчем. От усов подальше. Наверное, тогда я впервые и подумал – эх, стать бы когда- нибудь тренером…
— Вовка, а Вовка. А мне можно с тобой на Витязь через Камин? А на Идол?
— Понахватался уже. Витязь ему подавай. Ты сперва дойди до этого Витязя да ночь выживи.
По Камину-то и дурак залезет. Ты ж пойми, сперва надо выносливым стать, чтобы сил хватило на тренировку силы. Потом научиться силу эту дурную себе подчинять. А уж потом……….
До места мы шли часа три. И я не помню всего содержания той лекции. Через час ходу, когда лесовозная дорога перешла в тропу, меня поставили сзади, среди теток, чтобы не приходилось топтать снег. Но мне все равно было уже не до биомеханики, к примеру. Одно я уяснил крепко, они есть, эти методики. Иначе какого рожна эти “образованные “ слушают крик семнадцатилетнего пацана, который орет на всю тайгу про какую-то там цикличность тренировочных нагрузок.
На остановках обсуждали еще чего-то, во что я не вникал по причине, видимо, плохой выносливости, как мне теперь уже было понятно. Но в результате тех дискуссий все старшие ушли на дальнее зимовье (куда уж дальше). А новички свернули к месту занятий, чтобы завтра меньше возвращаться. Я тихо радовался такому счастью, пока не понял, что мы придем не просто на место, которое ближе. Мы придем на пустое место.
Братан радовался больше всех:
— Народ! Да вы не бойтесь. У меня там трехстеночек почти законченный есть. Топор, пила, сушина заготовленная стоит – только плечом толкнуть. А остальное у вас с собой. Часа два работы, и ночевка готова. Если, конечно, руки не из задницы растут. А утром альпинизма у вас начнется, если не очень бурно седьмое ноября отметите.
Кто-то пошутил:
— Ни фига себе праздничек – шептали посиневшие губы.
— Ага, шуточки. Вы меня в темноте не видите, – заметил я.
Рассказывать в деталях о той ночи –отдельный рассказ получится. Суть в том, что с тех еще пор Вовка брал на себя роль лидера, и любил учить чему-то реальному. И что самое главное, у него это получалось.
По иронии судьбы тот выезд в тайгу у нас с братом был единственный. Через месяц он вернулся с Саянских гор с оторванным сухожильем в голеностопе. Потом я ломал руки то в драке, то на перекладине. И по зимовьям мы шарохались порознь. Наконец, случилось то, что напрочь изменило нашу с ним жизнь. Вовка уехал в Алма-Ату.
Помню, мать нас с братом пугала:
— Не гуляйте допоздна – цыгане украдут.
Вот с Вовкой так и и случилось. Приехала к нам на матчевую встречу сборная Казахстана по скалолазанию, те еще цыгане. А тренером, то бишь бароном, был у них Алексей Марьяшев.
Вовка занял чуть ли не лучшее место среди иркутян, и как репей повис на Марьяшеве с вопросами, как ему, такому ловкому, тренироваться. Ведь Казахи разделали наших, как бог черепаху. Вот те самые ответы Алексея Николаевича и стали причиной переезда Горбуновых туда, где “тепло и яблоки”. Дело в том, что Алексей Марьяшев относится к той части альпинистской братии, которая воспринимает альпинизм и скалолазание как что-то большее, чем спорт. Разносторонние знания не позволяют ему говорить о чем бы то ни было узко,односторонне. А невероятное обаяние этого человека просто завораживает. Именно через общение с Марьяшевым Вовка коснулся Казахской школы скалолазания. А школа такая была. Были чемпионы и мастера спорта СССР. И условия для тренировки скалолазов были одними из лучших в Союзе. Поспорить мог только Крым. Причем к природно-климатическим прелестям добавлялись еще и организационные. Развитием скалолазания занимались альпинисты, а они в Казахстане имели, помимо сильнейшей команды, еще и хорошо работающий клуб альпинистов. То есть была большая массовка энтузиастов-полуспортсменов, из которой выделялись упертые спортсмены. И таковых хватало. О.Ф.П. а-ля Студенин или Спец.физ.Подготовка а-ля Космачев были притчей во языцех Советского альпинизма. И скалолазанию здесь уделяли большее внимание, чем у нас в Иркутске, понимая его прикладное значение для повышения технического уровня альпинистов. Именно поэтому финансирование и календарь соревнований утверждался достаточный для полноценного занятия скалолазанием на уровне Чемпионатов СССР.
Одним словом, Вовчику показали и рассказали, что есть скалолазание, он варежку-то и раззявил. А тут еще лямур приключился с ним невозможный. Надо сказать, наши сибирские дивчины, те, что по альпинизме сохли, Вовчика привечали – та еще повесть. Он ведь к тому времени уже работал рабочим сцены в Иркутском театре музыкальной комедии. Оперетты все наизусть орал перед зеркалом – я от хохота чуть не подыхал. Опять же балерины ему там всяческие па показывали. Но восток силу имеет. Снесло Вовке башку напрочь.
Приперся он на перрон Алма-Атинцев провожать, да и говорит тренеру-то ихнему:
— Хочу скалолазанию, стало быть, у Вас учиться.
Его, конечно же, резонить давай. Типа того – жил бы ты в Алма-ате, так об чем лай, прямо сейчас бы и начали. А так как телепатов среди спортсменов еще меньше, чем посередь тренеров, сам понимаешь – неувязочка. Короче, приезжай – будем рады.
— А поехали, говорит (вроде как уговорили).
Рюкзак-то у Вовчика уже в ногах стоял.
— Вот же пустельга кучерявая, – причитала мать. – Мало ему гастролей с леблядями этими умирающими, так нет, совсем ополоумел – к басурманам подался.
— Нашел я, – говорит, – Шахризаду.
— Вот же еперный театр – у наших, штоль, нет такого заду, в тьмутаракань за этим добром поперся. Взять хоть Капочку, что над нами живет. Всем шахризадам шахризад. Опять же на стены не лезет, как эти фурии восточные, чемпионки они, видишь ли.
Меня после Вовкиного отъезда долго пытались от тайги да от скал отвадить. Даже велосипед купили. Да куда там. Братан перед отъездом поручил своей зазнобе приглядеть за младшим. А мне сказал:
— Найдешь в общаге мою Наташку, она тебя к Спартакам определит.
Общага Нархоза была как раз в нашем дворе , ну, я и пошел искать. Так, помню, и спросил:
— Где бы мне найти Горбуновскую Наташку?
И все бы ничего, только Наташек оказалось трое. И всем троим я поручен. Благо девчонки оказались мирные. Они решили, что я за брата не в ответе и что отныне они мои таежные сестры. Так и стал я частым гостем не только в компании Спартака, у Ангарчан и Универов, но так же и в той самой общаге на разных студенческих сборищах. И до самого отъезда, теперь уже моего, нет-нет да слышал:
— Горбунов делал так, Горбунов учил эдак.
Но окромя этого говорилось там много поучительного, полезного и вообще разного. За выходные наслушаюсь, помню, так, что учителям с воспитателями в интернате недели не хватало на комментарии. А историчка, та просто вздрагивала, если я руку на уроке поднимал.
Про Вовку на зимовьях часто спрашивали. И я наизусть рассказывал всякую лабуду из его писем. Да и другим он писал. По его письмам несколько человек даже тренировались. По тем же письмам два активиста-скалолаза пытались “приобрести” на каменоломне перфоратор по образцу Космачевского, чтобы наделать на Витязе анкеров, как на Илийских скалах. Но, кажется, добыли только парочку метровых буров по 30мм в диаметре, и то погнутых о березы, за которые добытчики прятались от погони.
Сам же я, по причине возраста, не допускался не только на соревнования, но даже к лазанию с веревкой. Зато на хитрушках (теперь это болдрингом зовут) откровенно глумился над мужиками. Относительная сила хвата в 13 лет всегда выше, чем у взрослого (конечно, если он не Циклоп типа Амира Минбаева), а мелкие пальцы используют зацепы, для Циклопов бесполезные и, можно сказать, несуществующие.
Но все хорошее когда-нибудь кончается и начинается еще лучшее. В 1973г после смерти родителей я, конечно же, оказался в стольном городе Алма-Ате.
Шахеризада оказалась блондинкой и одной из первых красавиц Алма-Атинского скалолазания. Чемпионка КазССР по скалолазанию Любовь Дробышева была МС по спортивной гимнастике, выпускницей института физкультуры и профессиональным тренером по той же самой гимнастике. Не зря таки братан ехал в такую даль, как оказалось.
Но главное, что с этой встречи с Любаней и начался , как мне кажется, тренер – Горбунов Владимир Александрович. Именно эта связка тренера-энтузиаста по скалолазанию и дипломированного тренера по гимнастике и стала отправной точкой к созданию ‘методики подготовки скалолаза на основе раздельной отработки двигательных стереотипов.
Такую методику технической подготовки применяли и применяют по сей день во многих видах спорта, и только скалолазы и альпинисты до сих пор не опускаются до таких глупостей.
В моем переезде в Алма-Ату Люба приняла самое деятельное участие. Семейка у нее была еще покраше нашей. Поэтому жили они с Вовкой в какой-то времянке 3 х 2 метра, но отдельно. Мое появление, конечно же, комфорту ей не прибавило, но я ни разу об этом ни слова от нее не слышал. Именно она договорилась о моем зачислении в школу в середине учебного года без соответствующих документов. Я-то привез только свое личное дело, которое спер из кабинета директора интерната, а требовали оформление опекунства и много чего еще. А что мне понравилось в ней в первый же день, так это то, что у нас совпал размер ноги, и я заимел первые в своей жизни кроссовки. Благодаря этому через шесть часов по приезду я, конечно же, попал. Попал я на тренировку.
Оказалось, что и Братан, и Люба занимаются в секции Спартак у Б.А.Студенина, про которого я слышал сказки и легенды еще на Иркутске, на таежных зимовьях, и читал в альманахе ‘Побежденные вершины’ .И вдруг вот он. Смотрит на меня со своей особенной усмешкой, на которую невозможно обидеться.
— А это что еще за альпинист такой появился? Прямо Бухенвальд какой-то. Младший иркутятина, что ли? Ладно Володя – под твою ответственность.
— Сейчас. Альпинисты по плану на кросс, скалолазы с Горбуновым в зале. Основную часть вместе – Володя знает, что делать, вперед.
Оказалось, что ‘Великий и ужасный’ доверяет Вовке самостоятельно проводить тренировки своей секции, а скалолазы, те вообще тренируются у Горбунова. Вот я и попал.
До того времени слово ‘дисциплина’ вызывало во мне довольно резкую ответную реакцию. И я не предполагал ,что дисциплина спортивная придется мне по нутру. С того вечера я не пропустил ни одной тренировки в течении полутора лет, пока меня не отстранили от занятий в наказание за плохую учебу.
Просто Вовка рассказал, а потом и показал на примерах, что пропускать тренировку – значит терять результат уже сделанной работы. И моя лень заставляла меня работать лучше всякого кнута и пряника. То же самое и с интенсивностью процесса. Выполнение упражнения ‘до упора’ выполнялось именно так, как читается. Потому что именно последние движения на пределе дают максимальный тренировочный эффект. Но тут, кажется, переборы случались.
У кого-то болели мениски, у кого-то перенапряжения случались, а у меня, к примеру, вообще на бицепсах появлялись точечные кровоподтеки, чего-то там рвалось. И хотя звучит это страшновато, но это обычные издержки для любого настоящего вида спорта, к которым альпинизм и скалолазание толком-то и не отнесешь. Особенно в те 70е годы. Но это так, к слову. А я это все к тому, что вдохновить, настроить или заставить работать, Володя умел. Мне до сих пор жалко смотреть на людей, которые тренируются абы как и с перерывами, а потом тщетно ждут результата таких тренировок. Спортивные травмы им, конечно, не грозят (хотя тоже вопрос), но и КПД от выполненной работы и потраченного времени, как правило, мизерный.
Моя жизнь после приезда в Алма-Ату поделилась на время тренировок и время между оными. Очень сильно, помню, мешала учеба в школе. В Иркутске к середине восьмого класса я учился почти на пятерки. Но в связи с переездом и пропуском почти в два месяца точные науки оказались запущены, а любовь Татьяны с Онегиным я считал их личным делом и обсуждать ее со всем классом отказывался.
И вообще… спал я на уроках.
Зато как интересно было все остальное. Секция скалолазания в Спартаке , это было что то. Спустя годы все, кто прошел через команду Горбунова, вспоминают эти времена, как что-то светлое в своей жизни. Хотя у многих случались ссоры и разногласия с тренером, в целом у всех осталось ощущение общей увлеченности, интересной работы и приключений.
Такую атмосферу в секции создавал в первую очередь Володя. Сам он только и жил этими тренировками, соревнованиями, походами, и ему , как мне школа, мешала жить работа. Поэтому долгие годы работал он в студенческом режиме шабашек. То вагоны грузить по ночам , то в каких-то бригадах стройкой заниматься, то еще чего придумает.
Главное, чтобы можно было бросить в любой момент, никого не подводя, и ехать на сборы, соревнования, или в альплагерь. Ну, а служба в армии ему не грозила еще с Иркутска, так как списан он был еще в допризывном возрасте как паралитик, а потом еще и близорукость развилась, несовместимая с армией. При этом в тире мало кто мог с ним посоревноваться в стрельбе по огонькам. Да и драться с ’Бешеным’ тоже мало кому рекомендовалось .
Надо заметить, что специального отбора для приходящих в нашу секцию не было. Может быть, потому, что тренер знал, что это такое – быть за бортом. Поэтому многие из нас были как тот шмель, который по аэродинамике летать никак не может, но все-таки летит. Благодаря этому спорт коснулся и дистрофиков, и диабетиков, и инвалидов детства. А сердешных со всякими там пороками, так их просто стада тучные бегали на тренировках. Некоторые из этих “порочных” через некоторое время навсегда про диагнозы свои забыли, правда, на стены лезть начали. Ну, оно и понятно. Видать, от избытка чувств.
Люба в то время работала тренером по гимнастике и тоже зарабатывала так, слезы. Но жили весело. Братан давно перечитал всю Любину литературу времен ее учебы в институте. И семейные споры сводились к вопросу, как приблизить тренировку скалолаза к тренировке, скажем, гимнаста. Причем не только в плане С.Ф.П, но и в технической подготовке. Вопросы безграмотного скалолаза запутывали физиологию, биомеханику и биохимию в клубок проблемы, стоящей перед скалолазом при прохождении трассы. А дипломированный тренер пыталась этот клубок распутать. В течении первых шести месяцев, пока мы жили вместе, это была моя колыбельная песня.
Потом, на тренировках, плоды этих семейных сцен пытались донести до масс тренирующихся. Но часто эти попытки заканчивались фразами типа;
— Ипполит!!! Ну какой же вы тупой.
Из чего напрашивался вывод, что методика сыровата. Но никогда наши вопросы-ответы с тренером нельзя было сравнить с песней:
— Я спросил у тополя.
Ответ всегда был более грамотный и аргументированный, чем ожидалось.
Над Вовкиными ‘Горбунками’ тихо посмеивались, глядя, как они делают что-то непонятное на скалах. Самого Горбунова обвиняли, чуть ли не в садизме над спортсменами. Но результаты росли, а что до остального – если собаки лают, значит, караван идет.
В первый же соревновательный сезон я стал Чемпионом Казахстана среди юниоров, обратив еще большее внимание на Вовкину методику. Тем более, что возраст юниоров тогда был 21 год, а мне ажно 14 стукнуло, и дистрофия мышц (от рождения) была видна невооруженным глазом. А если любой из моих соперников-‘юниоров ‘, в плане О.Ф.П. мог меня соплей перешибить, но при этом проиграть на скале, стал быть, техника лазания у меня на порядок оптимальнее, чем у них.
Но так как в Алма-Ате хватало авторитетных тренеров, на Вовика посматривали с высоты и с иронией. Тем более что был у него огромный минус. Не умел он организовать материально-финансовую составляющую для своих спортсменов. Ни транспорт для поездки на скалы, ни выезды на крупные соревнования, ни сборы. Все это зависело как раз от тех, кто над ним и посмеивался. А договариваться он как раз и не умел. Сперва в силу возраста, а со временем и в силу характера, который с годами становился все тяжелей.
Со временем начал образовываться все больший разрыв между его методиками, теоретической и практической. И причина была не в нем. Большинство из нас хотели просто лазать по скалам, тренироваться в свое удовольствие, общаться между собой. Скалолазание для большинства из нас было делом проходящим. И нам, как зайцу стоп-сигнал, нужны были его тренерские изыски. Никто не собирался заниматься этим делом всю жизнь, как наш тренер. Кто-то уходил в дом, семью, работу. Кто-то в альпинизм или в другие секции, где были лучшие условия в плане организации. Но школа, полученная у Горбунова, выделяла почти любого из его учеников, куда бы те ни уходили.
Ведь кроме спортивных навыков он давал много других уроков. В книжках альпиниста это звучало примерно так:
-На маршруте инициативен, активен на бивуаке.
Хотя мнения на этот счет есть разные, как то:
— ..Горбунов отличался маниакальной любовью к строительству площадок (стоянок). Кто-то запомнил только это. Но некоторым повезло больше. Особенно тем, кого коснулся альпинизм через пекарню а\л ‘Талгар’. Братан ведь и альпинизмом занимался. Но тоже своеобразно.
При первом своем посещении лагеря в 71, кажется, году он остался там работать пекарем и пек хлеб каждый сезон, пока в 79г. этот лагерь не снесло селем. А вышло как?
После первой смены того года старик пекарь, который там работал со дня основания лагеря, разругался с директором, плюнул в корыто для теста и ушел в город. Дороги в лагерь не было. Готовый хлеб на лошадях не навозишься. Несколько попыток менять пекаря провалились еще в прошлые года ( да печь у вас другой системы…). Хоть лагерь закрывай. Но путевки-то проданы, народ уже поднимается по тропе. А тут этот ‘Иркутятина’ директору всю плешь проел:
— Оставьте еще на одну смену. На любую работу согласен за пару восхождений.
Его и оставили…..пекарем.
— Не сможешь хлеб печь, лепешки жарить – будешь с утра до ночи без всяких гор и с плохой характеристикой в книжку альпиниста.
Короче, испугал козла капустой.
Не знаю, сколь кубов дров и мешков муки Вовка перевел, пока научился, но воспоминания о хлебе талгарском я еще в прошлом году слыхал. А это, почитай, уж тридцать лет как прошло. Когда я появился в ‘Талгаре’, Вовка уже и бойню к рукам прибрал. Коров-то в лагерь своим ходом, живьем загоняли. А за мной еще и сапожку закрепил. Вот и практиковались юноши с нашей секции в этаком тяжелом альпинизме. С другой стороны – с хлебом горячим, мяском парным и в триконях вострых. Опять же жилье самое теплое во всем лагере. Пекарня-матушка. Только бы сил хватило после трех выпечек на гору взгромоздиться. Замесить триста с горкой килограммов теста та еще песочница наиграаааешься. Вот и стимул всю зиму тренироваться. Но уроки те талгарские свистом не опишешь, сложная музычка получалась. Мигом пацаны мужали, и сладить с ними, с мужиками теперь уже взрослыми, не всегда у Вовки получалось. Другой калор с мамзелями, как наш папа говорил. Но то отдельная песня.
То ли методспоры с Любаней братану остоюбилеили, то ли театр муз.комедии вспомнился, кто знает? Только начал Вовик менять оппонентов своих споров, то бишь жен. Кому -то в творческом процессе ‘недосук’, а Горбунову, ‘наеборот’, до них. Через енто дело рассорился он со многими из нас, вернее, мы с ним. Откуда ж нам тогда, в наши осьмьнадцать лет, было знать о своих будущих гаремах.
Так или иначе, но в один год Вовик потерял перву свою жену, перву команду, и брательника младшого туда же. Не поделили мы с ним евойную вторую жену (но эт” еще пока в девках ходила). Схожесть восприятия прекрасного, наверное. Прям беда. В то время и пришел Володя к формуле “тренер-спортсмен” в виде “Мои мозги + твои мышцы =результат”. Именно поэтому сегодня можно вспомнить чьи-то результаты, можно еще посмотреть на чьи-то мышцы. Но о том, что было в тех мозгах, о методике, по которой те результаты достигнуты, мышцы эти не знают и рассказать в большинстве случаев не могут.
Когда по прошествии лет я сам взялся за работу с секцией, то пришел к другой схеме. Научить человека тренироваться гораздо полезнее и продуктивнее, а главное интереснее, чем просто тренировать. По крайней мере для меня. Не такой огромный объем знаний накоплен тренерами по скалолазанию и альпинизму, чтобы на его передачу нужны были годы.
Практически через полгода занятий любой спортсмен, если он не полный бандерлог, может не только самостоятельно тренироваться, но и дополнять освоенные методы тренировки своими свежими творческими мыслями. Конечно же, если с самого начала привлечь его к творческому отношению к занятиям, а не заставлять просто выполнять указания мудрого тренера, который, морща лоб, шевелит губами и с задумчивым видом щелкает секундомером.
Но я-то пришел к таким выводам, глядя на Володю, в те шесть лет, которые мы с ним практически не общались. Что называется, научился от противного (и здесь чему-то научил, зараза). Он же тем временем все более детально и глубже совершенствовал свои тренировки, но его спортсмены, не понимая происходящего, теряли к этим тренировкам интерес. Тем более, что по-прежнему он не мог организовать или пробить выезды на крупные соревнования, как в других клубах. А пахать за идею, когда другие по Крымам разъезжают, грустно до судорог в кистях. Ну, а сборные команды тогда формировали так же, как и сейчас – не всегда понятно. Среди других тренеров он начал выглядеть чудаком, а среди спортивных функционеров еще и на букву “М”, потому что не понимал некоторых простых нюансов спортивной действительности.
Ну никак не хватало ему семи пядей поперек лба, чтобы догадаться, почему пацан, несколько лет отзанимавшись у Горбунова, пишет тренером человека, один раз пославшего его на Всесоюзные соревнования в тот же Крым. Или чему может научить преподаватель в школе тренеров, не знающий что такое запас глюкогена, депонированная кровь или еще какие-нибудь там лактаты, будь они неладны. А он мало того, что не понимал, так нет же, надо еще задавать эти дурацкие вопросы людям понятливым. И ясен месяц, на тренерских советах его не рады были видеть. А он опять не понимал – почему, собственно?
К середине 80ых, наработавшись черти где, от завхоза до печатника, братан устроился наконец-таки на ставку тренера в отдел туризма при Республиканском дворце пионеров.
Припомнил он им Павлика Морозова, того, что батю свого сдал, как бобика – начал Вова строить скальный тренажер. У пионера Рахметова, наверное, до сих пор руки в шрамах от полукувалды и зубила. Да и Казбекову досталось не меньше. Кстати, выше того простенка вдоль пожарного выхода в четыре этажа до сих пор ничего не построили в Алмате. Да теперь уже и ни к чему.
На тот момент в Казахстанском скалолазании появился понимающий Горбуновскую тренерскую блажь человек – Сергей Архипов. Такой же фанат скалолазания, долгое время работающий без всяких тренерских ставок, за понюх табака, как говорится. Но у Сергея Марковича вместо методических заморочек проявился талант (я не ерничаю) организатора. Именно ему, как я считаю, принадлежит инициатива в организации детского скалолазания в Казахстане, а затем и в СССР. Причем он не просто бубнил, как некоторые (я не буду показывать пальцем на Горбуновых), а проводил огромную организаторскую работу в этом направлении. Заручившись поддержкой старшего тренера СКА САВО Ерванда Тихоновича Ильинского и пользуясь его личными связями в Федерации СССР, Маркыч (как мы его зваги) вносил аргументированные, подготовленные предложения, большинство из которых стало основой программы развития детского скалолазания в СССР. В результате его работы стало возможным проведение отдельных детских соревнований по скалолазанию и появление нормативной базы для создания скалолазных детских секций.
Ну, Вовик и давай изгаляться над бедными детями. Отдел туризма Дворца пионеров почти в полном составе занялся скалолазанием. Причем, как всегда у Горбунова, “добровольно и с песнями”. Даже спелеологи поменяли ориентацию и полезли не вниз, а вверх. Работать стало интересно, и Братан стал буквально жить работой и на работе. В результате и из второй семьи его уволили за непосещаемость. Зато появились тренажерные стенки, оплачиваемые сборы и даже свои соревнования – Приз Саманты Смит. Но здесь анекдот вышел.
Собирались провести всего лишь Первенство Дворца пионеров, да в последний момент отменили. Бухгалтеры куда-то деньги перепланировали – видать, кому-то “на ум пошло”. Тут ента американска дивчина, которая Саманта Смит, как нарочно подгадала – на ероплане рухнула. А так как за мир она боролась между США и СССРом, я и пошутил – не сделать ли нам соревнования в память девчушки-то этой, пионеры мы или где? Я-то ладно, пошутил, а Вовику не до шуток, положение о соревнованмях разослано. На стол директора Дворца пионеров легло письмо с подписями наших пионеров-скалолазов с предложением…
Денег с перепугу дали столько, что хватило на проведение Всесоюзных детских соревнований в триста человек участников, с автобусами, питанием и оплатой судей. Более массовых соревнований в Союзе не было.
Вот тогда-то братан и проникся мыслью, что организация – вещь, достойная внимания. К сожалению, сторонние наблюдатели данного процесса тоже прониклись. Уж больно смета была аппетитная, и от организации третьего Приза памяти Саманты Смит Вовика отодвинули. Правда, на всех “новых организаторов” даже той сметы не хватило, и результаты соревнований отразились не только в протоколах соревнований, но и в протоколах заведенного уголовного дела. Одним словом, четвертый Приз Саманты больше походил на Первенство дворца пионеров, но первые два вспомнить приятно.
Да и вообще 80е в Казахстане удались. Архипов с Горбуновым были, как говорится, на острие атаки детского скалолазания в СССР. А у себя дома благодаря работе с детьми сильно подняли массовость скалолазания. Но у всех детей есть общий недостаток, они быстро взрослеют (не успеешь оглянуться, они уже в тюрьме сидят). Поэтому поголовье взрослых скалолазов тоже увеличилось. Большое влияние на организацию взрослого скалолазания оказал Ерванд Тихонович Ильинский.
Он не только собрал отдельную секцию 12 СКА САВО по скалолазанию и пробил тренерскую ставку в родном клубе, но и добился для армейской команды отдельного представительства на Всесоюэных соревнованиях. В результате армейцы не вышибали представителей наших Республиканских ДСО из сборной КазССР (хотя могли по результатам), но могли выступать на всех стартах Союзного масштаба.
Что касаемо Горбуновых, так я к Ильинскому пришел в 78г, а Вовик после Спартака и Локоматива стал тренером 12-СКА году в 83м. Кстати, именно по настоятельным , если не сказать отеческим, советам Ерванда Тихоновича, произошло наше с братаном примирение после шестилетней размолвки.
И казалось бы, все у Иркутятины поперло, так нет же. Какой-то чудак затеял эту, как ее? перестройку.
Помнится, деда нашего где-то в Забайкалье тоже какие-то там коллективизаторы с комсомолистами под ручку мельницы лишили, со всем скотом в придачу. Типа, так надо – Революция называется. Вот и мы своей ….олюции дождались. Как где, не знаю, а Казахстанских скалолазов тогда лишили финансирования напрочь. И опять ни сборов, ни соревнований, ни тем более ставок тренерских. Одно слово, смута.
Горбунов с Архиповым продолжали надеяться, что это временно, и строили тренажеры под будущие поколения. Причем непонятно, на какие трудовые доходы они это делали. Ведь они, сирые, тогда еще не догадались своим спортсменам билеты продавать на эти самые тренажеры.
Не знаю, как строился тренажер в Алма-Атинском строительном техникуме, а вот в школе нумер 132 этому процессу активно помогала банда малолетних мародеров ‘Алим и К’. Естественно, под чутким руководством старших товарищей. Некоторые мэтры мирового скалолазания могут вам в деталях рассказать, как из детской площадки микрорайона Аксай можно смонтировать каркас для нависающего тренажера (правда, Серик?). А пожарные инспекторы из бывших скалолазов, ныне проживающие в краях Германских, могли бы поведать о происхождении фанеры многослойной, что и поныне на том каркасе висит. Ну, и опять же полукувалда, куда без нее, родимой.
Дело в том, что Володя и жена его Марина с начала 90ых работали в той самой 132-ой школе преподавателями физкультуры. И, конечно же, их работа выделила ту школу из числа многих. Они ведь не ограничились строительством тренажера и регулярно проводимыми соревнованиями на нем, любимом. Ежегодно проводились всяческие эстафеты для учеников, преподавателей и родителей. То какие-то ‘Командос’ для пацанов и пап, то ‘Новые Амазонки для девченок и мам’, то еще черти что. Лично я, помню, помогал проводить какой-то ‘День гражданской обороны’. Это когда имитировали пожар в школьной столовой (да так, что по первой пожарные приезжали), и по сотне учеников с радостным визгом из окон по канатной дороге вылетали на улицу. Видео с тех Вовкиных спортивных праздников и поныне разным комиссиям показывают.
А кроме школы, Вова занимался организацией соревнований, добывая деньги у спонсоров. Благо, что его к тому времени выбрали в председатели тренерского совета КазССР. Да и в Союзном комитете, учитывая результаты соревнований, они с Архиповым не последние люди были. А спонсоры любят, когда медальками перед ними бренчишь да должности свои перечисляешь.
Но еще больше в те годы спонсоры любили деньги обналичивать и половину сметы обратно себе забирать. Не потому, что люди плохие или жадные, как раз наоборот, они бы и больше помогали с радостью, просто перестройка превратилась в недостройку, и чтобы свои деньги отдать на доброе дело, их надо было у себя же и украсть.
И вроде бы опять дела у Горбунова понемногу устаканиваться начали. Есть где тренироваться, есть где выступать. Но нашлись добрые люди и начали после каждых соревнований, проведенных на спонсорские деньги, в Спорткомитет оперу писать. Писали тому оперу, что смета соревнований не соответствует фактическому расходу. Автобусов, дескать, было меньше, судей и участников тоже кто-то не досчитался, ну, и прочее. Наш спорткомитет перестал не то, что деньги давать, но и положения о соревнованиях утверждать. Обиделся Иркутятина на всех добрых тех людей, плюнул, грязно выругался и потихоньку запил.
Помогало этому делу еще и то обстоятельство, что заломал он как-то свое заднее правое копыто. Он ведь до конца 80х в приличной форме всегда держался. Тип того, что “вторая молодость приходит, к тому, кто первую сберег”. Вот и лазил сам на всех сборах, куда ездил уже тренером. Наверное, пытался личным примером молодежь раззадоривать. Да вот упустили его как-то на страховке на камушки Крымские, а те оказались крепче, чем его мослы. Видать, молодость, та, которая вторая, припозднилась. Приехал домой в гипсе по самое здрасте. Давай мне про пятку свою рассказывать, как красиво она у него на три части развалилась. Даже парнокопытным, дескать, теперь не назовешь.
Но самое грустное, что с этой травмы перестал братан шевелиться активно. Ни скал, ни тренировок. А в результате лишний вес, много лишнего веса. То есть мало того, что с тренерскими перспективами кранты настали, так еще и здоровье посыпалось. Вот и начал он под водочку жалеть себя, любимого. Впрочем, как и многие в те годы.
Я к тому времени уволился из армии и занимался промальпом. Вначале со старшими друзьями в первом в Союзе кооперативе, специализирующемся на этой теме, а потом уже в своем. Короче освоился малеха в этих перестройках да суверенитетах. Потом, когда кооперативы уже начали зажимать налогами, учредил для Вовика Частный спортивный клуб, с чудным названием “Кесертке” (секретарши в той конторе, бедные, до сих пор вешаются, работая с документами). Помню, заключил на него первые договора с хорошими сметами, сосватал парней работящих и грамотных для выполнения работ, но дальше у Вовика дело не пошло. Не заточен он был на производства там разные. Но неожиданно ему, да и мне, как потом показала практика, повезло несказанно. Началось все, как и все хорошее, конечно же, с пьянки.
Зашел ко мне в гости после вахты месячной Вадик Григорьев. Понятно дело, щас не то, это тогда все мы еще были Вадиками да Юриками, Так вот, сидим вдвоем. Я ругаюсь на налоги, а Вадик на отцов-командиров, под чьим началом он месяц пистолетом покрасочным размахивал. Дескать, организуй они меня шибче, я бы больший денежный эквивалент намахал тем пистолетом и себе, и им. Понял я так, что студенту етому, до работы буйному, для полного счастья только печати собственной недостает. Вспомнил братана, который не знает, куда печать свою с умным словом “Кесертке” сунуть, и застолье наше плавно перешло в разряд производственного совещания. А уж кады Вовик срочновызванный появился, у нас начался ну полный тренерский совет. И вот где-то ближе к утру ЧСК “Кесертке” был укомплектован дееспособным директором в лице Вадима Викторовича Григорьева, а Горбунов В.А с радостью пошел на понижение до главного тренера клуба. Мне доверено было непосредственное выполнение работ высотных, вверх пошел, одним словом.
Так и зажили. Усилиями Григорьева коммерческая деятельность резко набрала объемы, а Вовик на выделенные ему средства снова в полный рост занялся тренерскими делами. Опять появилась далекая перспектива с выходом на забугор. “Кесертке” не только оплачивал сборы и выезды на соревнования, но и давал стипендии спортсменам, зарплату тренеру и даже пенсию инвалидам спорта. Володе выделили компьютер для написания с последующим изданием книги по его методике тренировок скалолаза.
Результат не заставил себя ждать. Второе место на этапе кубка мира в исполнении Серика Казбекова до сих пор остается высшим достижением Казахстанского скалолазания (насколько я знаю). Это был первый случай, когда согласно сработали сразу три составляющие успеха. То есть под флагом ЦСКА, при финансовой поддержке ЧСК “Кесертке” работа тренера и спортсмена увенчалась результатом мирового класса. НО.
Продолжения не последовало. Изменившееся законодательство сделало невозможным или, как минимум, невыгодным существование хозрасчетных спортклубов, и “Кесертке” лишилось своего материального фундамента. Казбекову пришлось уехать из Казахстана из-за отсутствия перспектив международных стартов. Горбунов опять оказался у всем известной посудины и снова начал попивать.
Конечно, была секция, перспективные пацаны, условия для тренировок, включая свой тренажер… Да только после меда морковный сок души не греет. На сорокалетний юбилей к Вовику пришли десятки его бывших учеников. Дочь и сын от первых двух жен, казалось, души в нем не чаяли. Молодая любящая жена Марина тоже мечтала о детях. Но все чаще у нас с братом случались тяжелые разговоры, и я все чаще замечал его отрешенно-прощающий взгляд. Тщетно я пытался доказать ему, что большинство людей живут еще более скучной жизнью. Временами он загорался каким-нибудь делом. То по школьным делам, то по зарабатыванию каких- никаких денег. Но каждый раз приходил к мысли, что все это для него бессмыслица. Написанные черновики книги пропали в зависшем компе. Последнее, что его грело, это консультации по тренировкам, которые он диктовал по телефону в разные города СНГ . Эти звонки, длившиеся порой часами, напоминали ему о его тренерской состоятельности.
В конце 90х в Казахстане началась очередная волна подъема скалолазания, но в ней Горбунов уже не участвовал. Хотя его пацаны лезли в призах, ему, больному и пьяному, все это стало скучно. В апреле 2001г. в возрасте 48 лет он заскучал до смерти.
PS
-Ну что ж вы-то так убиваетесь? – спросил я троих женщин на похоронах брата.
-Да вот стоим, вспоминаем. Получается, у всех нас самая красивая весна в жизни связана с Иркутятиной твоим, да только ли у нас?
Ю.Горбунов. Алматы. 2003 – 7г.
Spinaker05@mail.ru
87272609614д
+77772830859
- Автор:
- Юрий Горбунов
