Публикации
Архив публикаций
Слепой снег
28 Июль 2009
Бастионов у пика Октябренок несколько. Точнее, их много. Но самый известный и популярный среди нашего народа – Центральный. Именно он свечой поднимается над тесниной «Ворота Туюксу». Красив и логичен. Что, наверное, и привлекает в нем. Маршрутов здесь мало… хм…
Здесь я прекратил стучать клавишами компьютера, и задумался на пару минут. Потому что на самом деле до сих пор по бастионам пика Октябренок в «Воротах Туюксу» есть только один альпинистский маршрут. С вариантами. И мы «ходим» его, не стремясь придумать что-то самостоятельное. Только однажды я пытался вылезти левее, но… это было давно и неправда. Да Шура Сгибнев с друзьями однажды пробился по грани левого бастиона. Жаль, но классифицировать тот вариант они не стали. А линия, которую пробили мы с Жекой Шутовым 03 октября 2004 года, находится уже за поворотом, и к теснине «Ворот» не относится.
Вот… о чем, бишь, я?
После рьяных изысканий Юры Горбунова восхождение по Центральному Бастиону стало проще, но интереснее. В ту пору, помню, он развлекался новым перфоратором на батарейках – как мальчишка. Очевидно, сказалось трудное детство «Дяди», когда они самостоятельно резали себе шлямбурные крючья. Тогда каждый такой «болт» был очень ценным, равно как и сами пробойники. А работать с ними приходилось долго и нудно. Поэтому, пробивали шлям-бурные дорожки достаточно редко.
Как-то осенью для обрезки сучьев деревьев на своем огороде Юрий Александрович, скрепив сердце, купил электрическую дисковую пилу. И потом с восторгом на посиделках в бане делился впечатлениями о работе с ней:
– Брынь! сказала мне электропила, – и жмурился от распиравшего душу довольства.
А однажды благодаря помощи Вадима Григорьева и Баглана Жунусова наш гений технического альпинизма получил в руки дур-машину для пробивания дырок в стенах. Это было нечто! И ринулся искать поле для приложения сил – наколпашил по ущелью Туюксу много скальных маршрутов, «пропечатывая» их мощными серьгами-коушами для страховки.
Именно тогда появились учебные Горбуновские трассы возле мемориала и на водопаде, столь популярные ныне в среде альпЕнистов. А однажды, узнав, что мы с группой собираемся лезть маршрут по Бастиону, он приволок мне охапку веревок, и сказал, чтобы я закрепил все это по пути – так, невзначай.
– Провесишь маршрут, а потом я работать начну.
– Зачем?
– Етить туды! Чтобы трасса была! Учебная – молодежь гонять для тренировок.
В общем, на неделю Горбунов уподобился Чезаре Маэстри. И проходившие по затерянной в горах дороге туристы с удивлением вслушивались в раскаты перфоратора в поднебесье. И видели крохотную фигурку Дяди, шнырявшего по вертикалям Бастиона.
Маршрут здесь впервые пройден командой под руководством Влада Смирнова. Он был великим альпинистом, и часто шел впереди заскорузлого советского менталитета. Чинушей от спорта он так и не стал – потому что продолжал оставаться художником горовосхождений, творцом. Зато эти самые чинуши, жившие благодаря спортивной работе Влада и ему подоб-ных ребят, попили крови у человека. Маршрут по Бастиону классифицирован не был. А спортсмены, что рисковали проходить его, дипломатично отмалчивались, либо, в крайнем случае, шепотом заявляли, что ходили на скальные занятия.
И только с течением времени путь Смирнова получил признание. Когда Совок распался, и мы начали большее внимание уделять изучению не только своих достоинств, но и, как говорится, достоинств соседских. «Партизанские» хождения на Октябренок по скалам «Ворот Туюксу» пора было заканчивать. Тогда маршрут Бастиона официально пролезли мы с Артемом Скопиным, формально закрепив за ним право называться альпинистским маршрутом.
Горбунов пробил шлямбурные крючья по маршруту снизу до верху – спрямляя линию. Ранее мы лазили по Бастиону следуя логике трещин, там, где было легче и надежнее страховаться. А нынче приходится более тонко работать на скале, получая взамен надежную страховку. Лезть, забыв о нервах, не боясь срыва. Но лезть сложнее, чем по линии Смирнова.
– Я смогу среди недели! – Вадим Трофимов поднял руку на тренировке в ЦСКА. Мы сидели усталые под турникетом – девчата на скамейке, а парни, кому не хватило места, «завис-ли» по бокам, либо подобно мне грели задницами вечерний асфальт. – Я смогу вырваться с работы.
Над территорией Спортклуба темнело. На западе небо утончалось белесым маревом прожженного июльского дня, а с востока наваливалась виниловая синева ночи, завораживая ле-тучих мышей. Они сновали над кронами деревьев, деловито выискивая насекомых. Где-то устало и отдаленно шумел город, отходя от будничной суеты. Алматы умиротворенно ворочал-ся в своих границах, подобно зверю на лежке.
– Отлично! – я удивился, и обрадовался. – Значит, завтра пойдем на восхождение. Поближе – на Октябренок по Бастиону. В обед выезжаем из города.
– Я в контору с утра, – кивнул Вадим. – А потом свободен.
– Мне тоже, – улыбка получилась счастливой, – нужно задержаться. Детей навестить, Машку с Захаром.
На следующий день повыше перекрестка улицы Сатпаева и проспекта Достык мы встре-тились. Прибыв раньше, я деловито протирал машину от городской пыли, а Вадим припарковался ниже, и с телефоном в руке подошел поздороваться.
– Едем?
– Ага… Только возле магазина остановимся, я мороженое себе куплю пообедать.
В машине у Вадима привычно гремел Омп, или Раммштайн… А может, Эванессенс. Я ел мороженое, запивая минералкой с газом, и наблюдал, как на лобовое стекло Нисан-Террано падали первые капли дождя. Жизнь нужно было воспринимать философски. Под бодрые раскаты Хэви мы прибыли в Туюксу, а над горами сумрачно хмурился грозовой фронт. Вадим так же сумрачно и хмуро оценил обстановку, буркнул, ни к кому не обращаясь:
– Линия облачности…
– Да! – мне стало смешно. – Метров двести ниже по ущелью ясно, а здесь непогода.
– И что?
– Как что!? – заверещал я, выпрыгивая из машины. – Значит, будет веселый день!
Мы собрались, и под начинавшим моросить дождем двинулись по дороге. Впереди, цепляя верхушкой облака, поднимался Бастион. Он торчал над зеленью долины как нос Титаника над гладью моря… только тонуть не собирался. Хотя, вода уже прибывала – капли дождя, хоть и мелкие, но падали часто. Чем выше по долине, тем чаще.
И только когда мы с Вадимом повернули от дороги к основанию бастиона, и начали карабкаться по осыпи, дождь внезапно прекратился. Очевидно, небеса, видя наше упорство, сжалились.
– Либо заманивают в ловушку, – усмехнулся я сам себе.
Когда-то в особо приятный год вдвоем с Геной Дуровым мы умудрились «оседлать» Бастион и сдюльферять по веревкам вниз за полтора часа. Но это было по сухой погоде. И это был Гена – неимоверный по своим возможностям «боевой карликовый слон», как называл его Серега Самойлов. Тогда лез первым я, а Генка взлетал по скале так, что я едва успевал выбирать веревку. Теперь нам предстояло перехитрить погоду.
Начало было по стенкам крутизной немного меньше, чем вертикаль. Крючья-проушины попадались часто, и можно было лезь не боясь срыва – в крайнем случае пролетел бы несколько метров, царапнув колени. Как скальная гимнастика. Из снаряжения на поясе болтались только оттяжки – двенадцать штук. Насколько я помнил, этого количества было малова-то, и поэтому пропустил пару точек страховки. Чтобы хватило до конца веревки.
Вторая веревка вообще пролегала по травянистым «грядкам». Нужно было пешком бежать по ним до начала следующего взлета, что я и сделал. Зато третий «полтинник» был клю-чевым. Лазание то ли 6а+, то ли 6b- по французской системе.
Когда-то мы лазали эту веревку по углу, где можно было бить крючья и совать закладки. Там и лезлось проще. Однако, Горбунову показалось так не очень эстетично. И он пробурил шлямбурную дорожку чуть правее – по ребру. Однако, затем, после плиты его путь продолжал уводить прямо вверх, вместо привычного зигзага вправо к кусту арчи. Опять же – следуя эстетическим пристрастиям Дяди.
Именно на плите раньше было самое сложное место. Покрытая мхом, она была не Бог весть что, «работалась» со спокойными зацепами. Однако, в дождь становилась просто ловушкой. Стоило ошибиться при нагрузке на трении, и ноги лихо проскальзывали. А зацепы для рук из активных превращались в «пассивы». Только-только чтобы не откинуться.
Серые болты были едва различимы на серой породе. Мох тоже скрадывал детали. Поэтому, я едва не промахнулся выше станции – нескольких точек, забитых над полочкой.
– Вадим! Страховка готова, – крикнул я, вщелкнувшись нужными карабинами.
Далеко внизу шумела река. С каждым метром высоты, набранной по Бастиону, ее гул усиливался – отражался эхом меж скальных теснин «Ворот Туюксу». Вода пенилась по камням на дне каньона, игриво заглушая все звуки. И приходилось орать в полную силу, чтобы напарник за перегибом скалы тебя услышал.
– По-оння-ял, – донеслось снизу.
Вадим лез надежно. Он всегда – даже на скалах Или с верхней страховкой – был помаксимальному сосредоточен, чтобы избежать срыва. Мне с трудом удавалось его убедить в чем-то акробатически нужном.
– Задери ногу вот на этот зацеп! – показывал я ему «внизу».
Он удивленно пожимал плечами, и с улыбкой задирал ногу на метр от земли, ставя на зацеп на скале.
– А почему же ты на маршруте ТАК не можешь сделать?! – возмущенно хрипел я, вспоминая, как Вадим, коченея, не мог сделать ни одного свободного движения. – Здесь все легко получается?!
Он снова удивленно пожимал плечами и улыбался.
Теперь, глядя на лазание Трофимова по откидкам Бастиона, я удовлетворенно хмыкал. Получалось лучше, получалось правильнее. Уже появилась та раскованность в движениях, что придает эстетику лазанию, та динамика, что подобно индикатору показывает наработки… Не совсем, конечно, но прогресс был очевиден.
– И это что, «ключ»? – скептически выразил он свое удивление, когда подлез к станции. – Помоему, на Лесничестве сложнее было.
– Ого! Будет тебе «ключ»… Горбунов постарался для таких, как ты. Да и погода…
Я кивнул на запад, где продолжала сгущаться тьма. А вверх уводила линия, которую Юра сделал по законам геометрии. Помните Евклида? Кратчайший путь от одной точки до другой – прямая. Прапорщики – они все такие, мыслят прямолинейно. Опять же, прежний путь от полки с кустом арчи оставался в стороне. А шлямбура уводили по плитам с покатыми или мелкими зацепами немного левее. Страховаться легче, лезть сложнее, – вспомнилась мне собственная фраза, как алгоритм решения проблемы.
– А что «погода»?! – спросил Вадим. – У природы нет плохой погоды.
– Угу, – насупился я. – Плохой нет. Но сегодня и хорошей погоды нет. И Юра… Он здесь накуролесил. Вроде 6b по французской классификации должно быть.
– Страховка готова, – глаза напарника улыбались. – Лезь.
– И полезу… Да-да, полезу, молодой человек.
Здесь действительно становилось круче. Не могу сказать, сложнее ли, и на сколько, просто изгибался от точки к точке, выходя то на трении, то на мизерах. Чуть-чуть усталости тоже добавило адреналина в кровь. Да и глубина падения под ногами притягивала взгляд – красиво! Скальные туфли у меня были Миуры от Ля-Спортивы. Наиболее универсальная модель, на мой взгляд, для работы по естественному рельефу. Если хотелось ставить носком – работал кончик тапка. Если хотелось нагрузить зацеп внешней гранью – Миура послушно держала поперечную линию жесткости.
Так я и лез, когда с неба внезапно на мои плечи упали несколько капель дождя. «Титаник, твою мать! – вспомнилось мне. – Тонем». На зацепы тоже брызнула влага. Стараясь вылезти наиболее крутую часть, я ускорился, и замельтешил по зацепам. Быстрее… еще быстрее… капли неумолимо учащались, падали на скалу. Словно кто-то «Сверху» с усмешкой наблюдал мои тщетные попытки обогнать непогоду. И брызгал дождем на нервные болевые точки.
– А-а! – заверещал я, вырвавшись из-под нависавшего «чемоданчика». – Успею!
И почти прыжками через три метра достал до станции. Успел. Только теперь по скале потекли первые струйки-волокна влаги. Капилляры, куда по нескольку капель, объединившись, сливался дождь.
Вадим, понимая, что промедление смерти подобно, тоже попытался ринуться на скорость, однако, ему не удалось. Выбирая веревку окоченевшими руками, я четко мерил его темп, и понимал, что пока Вадим доберется до меня, прогрессирующий дождь вымочит все до нитки. Перегнувшись через край, видел напарника сорока метрами ниже, спокойно без риска срыва искавшего зацепы на скале. Хотелось крикнуть что-нибудь, подхлестнуть. Однако, стиснув зубы молчал, как улитка, свернувшись у крючьев.
Одет я был в короткие Сивьеровские бриджи и футболку. Пока лез, напрягая мышцы, это-го хватало. Однако теперь, зависнув в покое на верхней части Бастиона, понял, что замерзаю. И с интересом отметил, что дождь прекращается, а вместо капель с неба начинают кружиться белые мухи – снежинки.
– Вот тебе и раз! Такое хреновое у нас лето, – улыбнулся я, выстукивая зубами.
Когда подлез Вадим, то я первым делом выудил у него из рюкзака наши куртки. Напялил свою, срывая движения углами дрожи – до судорог.
– Н-ну ниф-фига себ-бе, – пробормотал Вадим. – Вид-дал, че делает-тся!
– Может, слиняем вниз? – предложил я на удачу.
Маршрут это я лазил уже раз пятнадцать. И теперь с легкостью отвалился бы в долину, в тепло машины. Однако, Вадим был настроен более решительно.
– Я за то, чтобы переждать, – изрек он, оценив мое состояние. – Повисим часок-другой, освоимся… Глядишь, и снег перестанет.
– Ага, перестанет, – скептически поежился я. – Завтра.
Подтверждением над самым ухом прогремел раскат грома. Ударил по барабанным пере-понкам, взрывая вселенную. Мой пессимизм прогрессировал за усиливавшимся снегом.
Однако, погода в этот день продолжала радовать сюрпризами. Зависнув на самостраховках над ущельем, мы вскоре разглядели в мутной пелене облачности широкие прорехи. Они наплывали с запада, открывая клочья синего неба. И внезапно на орошенную снежным зарядом долину обрушилось солнце. Это было настолько неожиданным, что ощутил, как под тинейджеровской курткой по коже побежали мурашки. Как будто по сценарию полагалась трагедия вроде «Гамлета», однако, над сценой раздвинулся занавес, и внутри оказались декорации под «Слугу двух господ».
Солнце грело мощно, настойчиво, напомнив, что над миром действительно царит лето. Я обалдело жмурился в этот кипящий котел света, коим теперь представали небеса. Одежда, принимая поток тепла, начала греть остывшие мускулы.
– Что? Лезем? – поинтересовался Вадим.
– Погоди, – остудил я его. – Скалы еще мокрые… да и снег… Гляди! Снег-то сыпет, про-должает.
И в самом деле, несмотря на то, что грозовой заряд пронесся над горами дальше, и глаза слепило солнце, непогода не унималась. По долине, гонимые шквальным ветром, шли волны снегопада. Подобно белым ширмам, всплескам тумана, сквозь который далеко проглядывала мокрая трава. Эти клочья рушились с синего неба остатками холода, и растворялись ниже – там где снег моментально таял в полете, касаясь теплого воздуха долины Туюксу. Это зрелище завораживало. Синее небо, и белые ленты снегопада над теплым миром, озаренные лучами яростного южного солнца. Как понимание прекрасных и значимых перемен.
– Слепой снег, – вырвалось у меня. – Это тебе не Чо-Ойю.
– Хорошо, что ключи пролезли, – поежился Вадим. И кивнул под ноги: – Теперь по мокрому, представляешь, каково там, ниже?!
Да, я представлял. До верха Бастиона оставалось полторы веревки, и мы не стали ждать, пока скала высохнет на ветру и солнце. Снег вскоре выдохся, перестал падать. Очевидно, принесшая его туча, была слишком плодородной, и полностью истощилась в попытке воссоздать зиму. Солнце жаркими лучами проворно уничтожало редкие снежинки на зацепах, пре-вращая их в воду. Немного освоившись с мокрым существованием, я плавно и четко преодолел оставшиеся метры по стене, и вскоре мы стояли на верхушке скал. Жмурились на запад.
– Ну что? Теперь на вершину? – поинтересовался я.
– Погнали! – согласился Трофимов. – Ты говорил, здесь немного. А самое сложное сегодня мы уже пережили.
Поэтому поздно вечером в темноте я так легко и довольно крутил руль своей машины. Внутри было сухо и комфортно… На дворе стояло пятнадцатое июля, середина лета. Вщелкнув в телефон штекер наушника, я набрал знакомый номер. И услышал знакомый голос.
– Да! – словно удивление пониманию осознанной необходимости.
– Юра, салам, – издалека начал я. – Ты дома?
– А где мне еще быть?! – подковырнул меня Горбунов.
– С Днем Рождения тебя! Выпиваешь?
– Выпиваю, – согласился он.
– Заеду?
– Заваливай.
Наступила ночь. Когда я подкатил к его воротам в поселке Ремизовка, то в свете фар узрел целую кавалькаду автомобилей, припарковавшихся в теснине кривой улочки. Был здесь и мо-тоцикл. Понаехало друзей именинника! Мне пришлось сдать назад, и припарковаться в сотне метров от дома.
Дом Юры Горбунова знавал, очевидно, многие посиделки друзей и родственников. Так уж получилось, что благодаря хозяйственности и неприхотливости владельца, в саду под яблонями, заменяя стол, торчала широкая каменная плита. Вокруг располагалось анфилада из нескольких скамеек, стульев и кресел, которые владелец на период дождей накрывал полиэтиленом – дабы не таскать в дом и обратно. В трех метрах от этого Эпицентра событий располагался небольшой мангальчик. А возле него обыкновенно высилась небольшая поленица дров. На случай внезапных визитов приятелей Юры, коих за долгое время занятий спортом и служ-бы в армии у него завелось большое количество. Дабы всегда была возможность подружески распить бутылку-другую пива. Особенно после бани.
Поздравив Юрия Александровича, я присел к углу стола. Он весело подмигнул мне, продолжая беседу с кем-то.
В этот вечер над столом в свете фонаря кружили насекомые, стукаясь глупыми головами о стекло. Сам стол был заставлен яствами и бутылками, а вокруг гомонили несколько человек из ближайшего и почетнейшего окружения Дяди. Среди них я отметил для себя Виктора Якунина, великого из великих технарей прошлого. Все было весело и непринужденно. Возле ман-гала следил за решеткой с барбекю Артем Рычков – это его мотоцикл я узрел у ворот первым делом. Тоже из плеяды сильных альпинистов, но уже моего поколения. Обстановка была самой, что ни на есть располагающей к разнузданному и красивому прожиганию времени.
Жаль только, что мне предстояло ехать домой, и алкоголь был недоступен.
Практично рассудив, я сел к тому месту, где сконцентрировалось наибольшее количество беспризорной еды. После восхождения хотелось заморить червячка, и я без долгих слов принялся ковырять в тарелке с салатом. Прихватил заодно и прожаренную куриную лапу.
– Что, Ден, как жизнь? – из бани с раскрасневшимся торсом подсел к столу Володя Жуков.
– Жизнь как жизнь, – пожал я плечами. – Работаю, в горы хожу.
– Какие планы? На какую следующую гору собрался?
Этот вопрос в последнее время часто ставил меня в тупик.
– Планы… молодежь тренировать, – улыбнулся я как можно загадочнее. – А гора… На пик Пионер в выходные собираюсь.
– Я про Гималаи спрашиваю, – покачал головой Володя.
– А-а! – протянул я с довольной усмешкой. – Гималаи теперь только через год. Отдохнуть надо, пожить спокойно.
– Спокойно?! – наклонился со своего места Горбунов. – Вы только послушайте его! Спокойно!
Он фыркнул, и потянулся за бокалом.
– Тост! – закричали все. Женщины радостно засмеялись: – Пусть Витя скажет!
Якунин осторожно повел рукой над столом, словно пробуя себя на координацию. А я повернулся к Володе Жукову и сказал, что готовлюсь в Ала-Арчу, а потом в Крым ехать.
– Потому и лазаем сейчас с ребятами горы посложнее, потехничнее… Вот, уговариваю Горбунова нашим тренером стать.
– Этот? Этот может… – согласился Володя. – В баню пойдешь сегодня?
Я отрицательно покачал головой. Надо было только нагло и просто поесть. Днюха у Горбунова была в самом разгаре, было весело и шумно. Артем положил на колени гитару и наглым голосом выводил песню о Жизни, шальными глазами стреляя по лицам вокруг. А я сидел и думал о том, что до чертиков надоело бегать от самого себя, работать без памяти, засыпая за компьютером, что ни выпить, ни закусить, как говорится. Надо было остановиться на недельку, устроить себе каникулы… Отметить все интересные даты, случившиеся за последние пол года, обмыть офицерские погоны.
Однако, снова встал, и начал прощаться.
– Дома работы немерянно, – сказал я Дяде.
– Ну как знаешь, – он привычно усмехнулся и подмигнул мне. – Надумаешь, приезжай в любой день, поговорим.
Его седина над глазами тускло отразила свет фонаря. Я вспомнил эту белизну – сегодня видел ее в волнах летевшего в свете солнца снега. Мерцающую и ясную. Чистую, как блеск слепого снега над долиной Туюксу. Седина и сила прошлого… Он весь был насквозь пробит жизнью и терпением. Он меня понимал. Прошло столько лет со дня нашего знакомства – ше-стнадцать! – а Горбунов знал, как и тогда в 1993-ем, что смысл жизни – в самой жизни. В том процессе, который затягивает и поглощает. И из которого порой так сложно выпрыгнуть. Кто-то сможет. Вроде Валиева, Хайбуллина, Рычкова, его самого… А кто-то не остановится на этом пути в бесконечность, как Хрищатый, Букреев и Самойлов…
Где же мое место?
27.07.2009
- Автор:
- Денис Урубко
